Неточные совпадения
— У нас удивительно много людей, которые, приняв чужую мысль, не могут, даже как будто боятся проверить ее, внести поправки от себя, а, наоборот, стремятся только выпрямить ее, заострить и вынести за пределы
логики, за границы возможного. Вообще мне кажется, что мышление для русского человека — нечто непривычное и даже пугающее, хотя соблазнительное. Это неумение владеть
разумом у одних вызывает страх пред ним, вражду к нему, у других — рабское подчинение его игре, — игре, весьма часто развращающей людей.
Все познающие в разных сферах познания признают
логику и ее законы, почитаемые непреложными, но могут отрицать Логос, целостный духовный Разум-Слово.
Когда я держал выпускной экзамен по
логике, то я уже прочел «Критику чистого
разума» Канта и «
Логику» Д.С. Милля.
Отречение от
разума мира сего — безумие в Боге есть высший подвиг свободы, а не рабство и мракобесие: отречением от малого
разума, преодолением ограниченности
логики обретается
разум большой, входит в свои права Логос.
Не природа создается нашим ограниченным
разумом, а ограниченный
разум (с законами
логики) создается нездоровым состоянием природы.
Один из ваших убийц в ваших глазах обратился в женщину, а из женщины в маленького, хитрого, гадкого карлика, — и вы всё это допустили тотчас же, как совершившийся факт, почти без малейшего недоумения, и именно в то самое время, когда, с другой стороны, ваш
разум был в сильнейшем напряжении, выказывал чрезвычайную силу, хитрость, догадку,
логику?
— Я вот сейчас вычитал в газете проект о судебных преобразованиях в России и с истинным удовольствием вижу, что и у нас хватились, наконец, ума-разума и не намерены более, под предлогом самостоятельности там, народности или оригинальности, к чистой и ясной европейской
логике прицеплять доморощенный хвостик, а, напротив, берут хорошее чужое целиком.
Но человек призван не в одну
логику — а еще в мир социально-исторический, нравственно свободный и положительно-деятельный; у него не одна способность отрешающегося пониманья, но и воля, которую можно назвать
разумом положительным,
разумом творящим; человек не может отказаться от участия в человеческом деянии, совершающемся около него; он должен действовать в своем месте, в своем времени — в этом его всемирное призвание, это его conditio sine qua non.
Уже при постижении догматов веры
логика изменяет — так учение о троичности, о боговошющении своими антиномиями разрывает сети
разума и потому так неприемлемо для последовательного рационализма, который либо вовсе отвергает их, как абсурд, либо старается ассимилировать их ценою извращения и рационалистического приспособления (отсюда возникают разные ереси как разновидности рационализма).
И сам
разум в высшей разумности и софийности своей, в свете Логоса, возвышается над
логикой, видит и знает свою условность, относительность, а стало быть, и смертность.].
Еще более аналогичным представляется наш вопрос содержанию «Критики практического
разума», которая стремится нащупать рациональный скелет этического переживания или установить
логику этики.
К важнейшим вопросам жизни Достоевский подходит с меркою
разума и
логики.
«К своему выводу я пришел
разумом, неопровержимою
логикою…»
В Гегеле идеализм перерождается в реализм [«Учение о том, что мы должны только отбросить всякие предположения и смотреть на мир, как он есть, для того, чтобы в нем найти
разум, Гегель и пытался обосновать в своей
логике».